Еще до показа спектакля вокруг его содержания возникла некая тайна.

Сначала зацепила внимание информационная открытка о спектакле, где на одной стороне в голубом пространстве мы видим счастливые лица молодых людей, занятых в постановке. А на другой стороне читаем абсолютно депрессивный текст о том, что «это история из жизни подростков, которые волею судеб оказались никому не нужны: ни родителям, ни близким, ни друзьям... Кроме одиночества и мечты о домашнем тепле, у них нет ничего». Чему, спрашивается, радуемся?

Озадачил на пресс-конференции и М. Скоморохов. Он, который всегда чувствует зрителя, всегда точно прогнозирует, где тот будет улыбаться, а где должен опечалиться, вдруг признался, что он не знает, как пойдет спектакль, как примут его зрители. Парадоксы стали понятны после того, как мы увидели спектакль и прочитали пьесу.

Пьеса озадачила. Спектакль ошеломил.

Сначала о пьесе. Автор Людмила Разумовская, напомним, стала известным драматургом еще в советское время. Она принадлежала к драматургии «новой волны», которая фиксировала, в общем-то, «чернуху» - нравственный распад, бездуховность общества застойных 1980-х годов. Пьеса «Домой!..», вышедшая к читателю в 1995 г. (пик системного кризиса в России), сохраняет и даже сгущает мрачную атмосферу бытовых обстоятельств жизни героев - дети «на дне» социальной жизни. Но вместе с тем здесь активно развивается конфликт сознаний. Источник драматического действия связан с появлением в компании «отверженных» их сверстника, но Другого по отношению к миру человека: Веньки-монаха. Разговоры с Венькой заставляют самых маленьких увидеть «новое небо и новую землю», и узнать, что «отрет Бог всякую слезу...» Новое знание рождало у них догадку о том, что желанный дом там, где есть Бог. Более взрослые, успевшие вызвериться и внутренне опустошиться, забывшие свои имена персонажи на непримиримую с их действиями мировоззренческую позицию Веньки-монаха отвечали новой жестокостью - они попытались распнуть монаха на чердаке, «чтобы не вякал».

Специалисты (проф. М. Громова) и некоторые практики российского театра склонны считать, что религиозная тематика не очень органична в стилистике многих российских пьес 1990-х годов, в том числе и у Разумовской. Не случайно ее постановки в учебном театре известной актрисы и театрального педагога Светланы Крючковой (Петербург), в Тюменском театре драмы и комедии с выпускным курсом местного института искусства и культуры, в Московском театре Армена Джигарханяна, судя по рецензиям и отзывам постановщиков, представленным в Интернете, подчеркивали в сценической игре прежде всего социальную остроту и документальность истории про подростков-бомжей.

Но думается, что все-таки не случайно в те годы талантливые художники Э. Радзинский («Наш Декамерон»), А. Галин («Звезды на утреннем небе»), Э. Рязанов («Небеса обетованные»), та же Л. Разумовская, не сговариваясь, стали вводить образные элементы Божественного в мир своих произведений. Пусть не всегда органично, но они угадали глубинную потребность общественного сознания и попытались ответить на нее.

Страстная, но неосуществимая в конкретной социальной форме мечта «Домой!..» выводится автором из уровня атеистического сознания на уровень философско-религиозный. Пьеса озадачивает зрителей неожиданной востребованностью напряженной интеллектуальной работы. Мечты о доме как укрытии, как пространстве гармоничного целостного существования личности, острое ощущение хрупкости и беззащитности одной человеческой жизни в столкновении с обезумевшей волей «свободных масс», не обремененных «оковами» гуманистических ценностей - это же актуальные проблемы философии существования в XX веке. Вот в тот момент на спектакле и догадываешься, почему постановщик Скоморохов хотел бы видеть в зрительном зале взрослых людей.

Что касается религиозного мироощущения, то у Разумовской освобождение детей из дома - плена криминального содружества связано с ответом на вопрос: кому служишь? Богу или Сатане? Если Богу, то обретаешь внутреннюю свободу и душевное успокоение. В пьесе дается два взгляда на преждевременную смерть четырех подростков. С точки зрения обезбоженного социума - это страшная кончина, а с точки зрения христианской религии - есть и позитивный момент: на пороге смерти к подросткам приходит ангел, как символ просветления и обещания долгожданного отдыха неприкаянной в миру души. Пьеса закономерно завершается на оптимистической ноте: Венька-монах и оставшийся в живых подросток Фома идут по дороге летним солнечным днем, и «видно, что идут они давно и хорошо им так идти». Людмила Разумовская словно дает подсказку всем своим будущим читателям: у вас может не быть родителей, какого-то конкретного дома и средств к существованию, другие трудности, но если вы на дороге к Богу, если стараетесь любить-сокрушаться о всех людях, вы обретете и подлинную свободу, и невидимый другим крепкий дом внутри самого себя.

Спектакль Пермского ТЮЗа ошеломил тем, что Михаил Скоморохов глубоко понял истинный, далеко не простой сюжет пьесы и отважился вывести зрителя с традиционной дороги атеистического мировосприятия на путь религиозно-философского познания мира и человека. В пермской постановке нет ярко выраженных примет социальности. Художник Юрий Жарков создает в целом символическое пространство действия. Похожее на суперзанавес полотнище опускается сверху, на нем видим силуэт старого, из прошлых веков, дома - вот вам и образ города. На планшете сцены какие-то прямоугольные выступы и углубления, ящики и доски для перехода с одной площадки на другую... Обитателям импровизированной ночлежки приходится балансировать на бегу от одного места действия к другому, перескакивать-выскакивать через ямы и «канавы», взбегать по лестнице и вдруг то исчезать в каком-то подвале, то, собирая все силы, выкарабкиваться из него наружу.. Актерское существование заряжается каким-то рваным темпоритмом, переходящим в аритмию, в минуты оцепенения персонажей (то ли живы, то ли нет) и затухающую на наших глазах скорость движения в момент расставания с жизнью. Так возникает выразительный образ физически трудной и опаснейшей для существования детей среды обитания.

Следующий момент, который выбивает зрителей «из седла», т.е. спокойного созерцания - это предложенный Михаилом Скомороховым мудрый родительский взгляд на подростков в пьесе - бездомных бродяг. По общеизвестным представлениям, беспризорники, значит, дети с отклонениями, социально трудные, с «куриными мозгами», как аттестовала одного из героев его бывшая учительница. Мы заранее были готовы к тому, чтобы увидеть, мягко говоря, не очень привлекательных ребят. Внешне они такие и есть. Но театр очень быстро сумел раскрыть детскость их душ, заставил проникнуться к ним сочувствием и даже полюбить их. Нас познакомили с обыкновенными детьми, которым, с одной стороны, присуще типичное возрасту доверчивое и простодушное восприятие мира, где радость и отчаяние живут рядом. С другой стороны, мы увидели в них своеобразных Маугли в городских джунглях XXI века, которые не ведают, что творят. Особенно выразительно такой характер получился в игре Валентины Мазуниной в роли Таньки-рыжей, маленькой, но уже на сносях девочки с огромным животом, не знающей, от кого ребенок.

Танька-рыжая умирает в ночлежке одна во время родов от потери крови. В предсмертные минуты на сцене на неких качелях появляется Светлый ангел. Переход от жизнеподобного образа к условному из зрительного зала воспринимается пока сложно. Может быть, потому что ангел на сцене был холодноватый? Или потому, что трудно смириться с тем, что исход в мир иной для Таньки-рыжей лучше, чем жизнь на этом свете? Хотелось продлить в своей душе минуты печали о тех, к кому успел привязаться. А скорее всего, просто привыкли к традиционному атеистическому отношению к смерти как к расставанию навсегда. Смириться с логикой драматурга и театра легче тем, у кого есть Вера в светлую будущую жизнь и психологическая готовность отпустить умершего с миром в загробную жизнь.

Во втором действии зритель все больше вовлекается театром в понимание того, что человек - это не только конечное тело, но и бессмертная душа. Очень значима в этом отношении и трудна для исполнения начинающим актером роль Веньки - монаха. У Станислава Щербинина в созданном образе есть внешняя достоверность, доверие к тому, что Венька крепко верует и силен своей верой в Бога. Но пока зрителю, в основном неверующему, не достает той степени заразительности Венькиного слова о Боге, благодаря которой он обратил к Богу души Близнеца и Фома. На первом показе сцена чтения в ночлежке святого жития не отложилась в зрительском сознании как существенная, а скорее была воспринята как экзотический эпизод. Зато в сцене перед распятием он убедителен и даже потрясает своей искренней готовностью помолиться перед собственной казнью за современных каинов, которые подняли на него руку. Кстати, в этой сцене хорошо расставлены паузы для психологических реакций каинов - Рваного - Эркина Таджибаева и Хули - Дмитрия Гордеева.

 Запоминается поведение Близнеца - А. Сумишевского на поминках по Таньке. Потрясенный смертью и надругательством над ее телом, он сидит за столом, как окоченевшая нахохлившаяся птица, глядящая в одну точку. Никаких эмоций не отражается на его пожелтевшем лице, даже когда его, как куклу, Хуля передвигает с место на место. Оживает только, когда необходимо сказать, по его мнению, главное: «Все видит... Все Богу расскажет». Это он о душе Таньки, которая не отлетела и еще с ними.

 Спектакль только начинает жить, и думается, что по актерской линии он еще будет набирать силу. Пока исполнителям в целом более удается подчеркнуть характерность персонажей дна, чем сложнейший процесс пробуждение души и потребность в Вере. На первом показе об этом сложном психологическом процессе зритель догадывался благодаря постановочным эффектам режиссера (из них особо отмечу свечение сквозь символическую стену дома светлых фигур погибших подростков) и благодаря звучанию духовной музыки, подобранной к спектаклю Марком Гольдбергом.

Хочется, чтобы театр сохранял этот спектакль в репертуаре как можно дольше, несмотря на возможные сложности, связанные с тем, что будущие выпускники могут разъехаться кто куда. В Перми сегодня нет спектакля-послания молодому поколению, увлекательного по форме, интеллектуального по содержанию, открывающего горизонты христианских ценностей в разговоре об угрозах человеческой безопасности в современном мире. Посмотрев спектакль, молодые люди, возможно, задумаются, что свобода выбора между подлинным и неподлинным бытием все-таки за ними.