Сегодня в общественном сознании поляризованы и политизированы взгляды на историю Великой Отечественной войны; на правду писателей-шестидесятников (к ним относится и Нодар Думбадзе), чью художественную эстетику некоторые называют социалистической архаикой, а самих писателей - «обреченными победителями». Сегодня признается право человека не участвовать в войне и приветствуется толерантность к точке зрения меньшинства в отличие от большинства. Для многих юных зрителей борьба с фашизмом воспринимается как «лохматые годы» (типичное выражение молодых), в правде о которых им, молодым, трудно удостовериться.

Все эти обстоятельства необходимо иметь в виду, потому что сознание и чувства современного молодого зрителя по «данному историческому периоду» весьма противоречивы. Труппе, выходя на сцену в этом спектакле, каждый раз придется бороться за сердца тех, кто пришел к ним. Посмотрим с этой точки зрения на сценический вариант прозы Нодара Думбадзе, предложенный Пермским ТЮЗом. Как театр пробуждает эмоции зрителей и какие ценности предлагаются подросткам для багажа, духовно-нравственного, прежде всего, который необходимо взять с собою в дорогу взрослой жизни?

Дорога жизни в спектакле ТЮЗА поначалу видится широкой и светлой, как в детстве. В сценографии Ирэны Ярутис она обозначена белокрашенным деревянным помостом в центре сцены, уходящим от зрителей вверх, и там виднеется еще одна вертящаяся сценическая конструкция, которая позволяет вообразить горы, колхозные поля, долину реки. Мы знаем, что И. Ярутис любит работать с деревом, любит широкие помосты, это мы видели в других ее пермских спектаклях. Дерево - материал природный, дерево несет тепло людям. И крест ушедшим в мир иной ставили в те времена на могиле тоже деревянный. Не случайно поэтому у нее и образ солнца дан в виде круга из скрепленных друг с другом дощечек, и единственное на сцене дерево - тоже из них.

Этот выстроенный из надежных естественных опор условный по форме мир нужен театру, чтобы крупным планом дать мир другой, подчас невидимый, но безусловный - мир человеческих отношений. В центре сюжета история жизни двух подростков Сосойи Мамеладзе и его одноклассницы слепой девочки Хатии из грузинского села. Четыре года войны, которые вместились в рассказанную историю, это время не только физического, но и гражданского взросления героев, время совпадения личных и общенародных ценностей. Совпадения на основе большого общего горя всех и каждого.

С первых минут театр дает нам ощутить войну именно как общечеловеческое горе. Преобладание черного цвета в традиционном грузинском национальном костюме, элементы которого присутствуют в сценических костюмах, выглядит на сцене в условиях войны как печать постоянного траура. Черная лента на доме, куда пришла похоронка, усиливает это чувство. Приглушен свет, словно война пригасила солнце, и на большом темном небе видны отсветы то ли рассвета, то ли заката, подсвечивающие черные силуэты мужских фигур уходящих из села к горизонту (художник по свету Евгений Козин). Маленькими беззащитными островками на авансцене смотрятся скудные приметы обстановки в сельских домах, которые приютились по обе стороны дороги. С помощью видеоарта Максима Шихова мерцают в них неясными чертами портреты ушедших на фронт сыновей. Смотреть на это мерцание трудно и глаз отвести невозможно, потому что исходит от них знак тревоги и беды.

Атмосфера войны возникает постепенно и неуклонно, благодаря совместным усилиям постановщика Михаила Скоморохова, заведующего музыкальной частью театра Марка Гольдберга, который предложил музыку грузинских композиторов Гии Канчели, Сулхана Цинцадзе, грузинскую народную музыку; хореографа Ирины Ткаченко, всей труппы театра. Поистине всенародный масштаб человеческого горя советских людей воплощен в идее Михаила Скоморохова привлечь к участию в спектакле и студентов театрального отделения Пермского государственного института искусства.

Музыка сопровождает действие практически на протяжении всего спектакля. Она задает тон, настроение и темпо-ритм существованию актеров. В ней неизбывная печаль, и поэтому все, что относится в спектакле к войне, звучит негромко, но проникновенно. Трогает пластически выразительная сцена прощания жителей села с уходящими на войну мужчинами. На деревенской площади отдельными группками стоят мужья с женами, престарелые родители. Мы видим серые свертки в руках мужей, словно запеленутые малые дети, которых они сейчас оставят - надолго? Навсегда? Вдруг свертки словно выпадают из вскинутых вверх рук и превращаются в шинели. Роль отца сменилась на роль воина. Как в замедленной съемке, они уходят из мирной жизни - вверх к поднебесью... На самой высокой точке сценической площадки, которая для них край пропасти и край вечности, они на секунду застывают в почти скульптурных позах. И словно прорастают в этом образе мужественного воинства будущие обелиски вечной памяти на братских могилах, к которым в День Победы спустя десятилетия придут с цветами их внуки и правнуки.

Столь же внешне тих, но эмоционально насыщен женский танец тех, кто остался без мужей, братьев, женихов... Танец спрятанных внутрь криков отчаяния, слез, сердечной боли, танец жизни вопреки смерти.

В спектакле есть еще одна незабываемая музыкально-пластическая сцена. Она следует за известием Бежана, деревенского дурачка, о том, что на плантации он увидел «улыбающегося покойника». Перед зрителями возникает, словно в ленте немого кино, переплетение тел, бинтов и крови, санитаров и раненых, напряжение последних сил тех и других в упорном движении вперед...

Театр открывает юному зрителю войну с фашистами как темную и страшную сторону дороги жизни всех и каждого. Стремление постановщиков дать сильный эмоциональный посыл в зал достойно поддерживается опытными актерами, которых мы видим в первой линии монументальной фрески проводов на фронт. Среди них Павел Ознобишин, Андрей Пудов, Евгений Замахаев, Иван Донец, Александр Шаров, Татьяна Жаркова... А в хореографической миниатюре оплакивания пластически выразительно существуют Анна Демакова, Ксения Жаркова, Татьяна Пешкова, Елена Бычкова.

«Все будет, как прежде» - сказал председатель колхоза Кишварди - Александр Шаров старикам и детям. Он произнес фразу после проводов мужчин на фронт с твердым намерением, но далеко не оптимистично. Так в спектакле начинается отсчет иной жизни, когда «радость на всех одна, на всех и беда одна». Образ народа, данный поначалу в эстетике эмоционально-обобщенного действия, далее растворяется в эпизодах с традиционной эстетикой психологического взаимодействия актеров в ролях.

В россыпи сценических зарисовок открывается запечатленный Думбадзе грузинский национальный характер с его жизнелюбием, неповторимым юмором, добротой. Исполнители проделали ( и я думаю, будут продолжать) большую работу, чтобы на сцене каждый раз оживали в их исполнении те бессмертные народные характеры, которые, как солнце, освещали жизнь села во фронтовом тылу. Не случайно слепая Хатия в романе говорит, что видит солнце. Ей тепло там, где живет готовность подать руку тому, кто в беде; умение улыбнуться, хранить надежду и верить. Евгении Шишениной удается в роли Хатии убедить нас в самом трудном: этот образ жизненный. Ее Хатия естественна в том, что она всегда улыбается. Как и все, она выходит на колхозное поле, но освобождает его от сорняков не мотыгой, а на коленях. Как ее школьные товарищи, может подшутить над учителем и на ходу сочинить рассказ, чтобы словом утешить стариков. Ей достаточно солнечного тепла, исходящего от любящих ее людей. Поэтому она не расстраивается от того, что отложена операция на глазах, но готова к ней, потому что так хотят самые близкие ей люди - отец и Сосо.

Сосо в исполнении Степана Сопко - искренний, импульсивный юноша. Актеру удается в рисунке роли сделать заметными акценты взросления его персонажа. Запоминаются сцена с дезертиром Датико, который напомнит Сосо о судьбе репрессированного отца-троцкиста, и юноша, как подломленный, упадет на колени, в отчаянии несогласия застучит кулаками по полу; его признание в любви к Хатии вперемежку со слезами после встречи в лесу с молодой вдовой Цуцей - Викторией Ельцовой. Наконец, его решимость, с какой он открывает сундук с дорогими сердцу вещами отца, чтобы обменять эти священные реликвии на мешок кукурузной муки...

Сосо, как написано у автора, получает мешок муки. Но и полушубок отца с сапогами остаются с ним. Старик-грузин - В. Тимошин настойчиво вручает ему вещи, потому что живет по законам чести, порядочности, доброты, завещанных предками. Вот и получается, что председатель колхоза выполнил свое обещание. Все идет как прежде. Дети продолжали обучение в учебных классах и... в школе жизни.

Улыбка и смех царят в сценах с военруком Леваном Гуриелидзе. Роль прихрамывающего участника хасанских боев актер Михаил Шибанов проживает, как всегда изобретательно, подчеркивая в рисунке роли одновременно нелепость и обаяние персонажа в его в бескомпромиссной организации учебных боев со стуком башмаков, имитирующих канонаду артиллерийских орудий. Невольную улыбку вызывает хитроумный мужик Герасим в исполнении Дмитрия Юркова, который вступает в перепалку со школьниками, пытаясь согнать их с выгодного для лова места. Парадокс суровой прозы жизни запечатлен в образе бригадира Ксени - Сюзанны Калашниченко. Как челнок движется по полю эта женщина без возраста, в мужском пиджаке, то ли ругаясь, то ли подбадривая своих слабосильных работников.

Один из центральных образов спектакля - Бежан Эсадзе, молодой человек, который в детстве упал с дерева, и с тех пор «нет в селе человека веселее и беззаботнее». В исполнении Дмитрия Гордеева мы встречаемся с чистой душой ребенка, маленького ангела, добросердечного и в чем-то мудрого. Характер Бежана у Думбадзе - еще одно маленькое солнце в черных военных буднях, не случайно Бежан на сцене - единственный, у кого светлые одежды, он - светозарное начало жизни. И это светозарное начало вероломно уничтожается. Бежан гибнет от пули дезертира, заслонив собою другого. Смерть Бежана, совсем не фронтовая, явлена тактично, без натуралистических подробностей, в ней боль преждевременного несправедливого ухода из жизни Человека...

Как могучие деревья с подрубленными корнями, предстают на сцене пожилые супружескими пары, отправившие на фронт сыновей - Лукайя и Варвара Поцхищвили в исполнении Александра Красикова и Ирины Шишениной, Бабило и Верико в исполнении Вячеслава Тимошина и Валентины Лаптевой. Артисты умеют держать паузы, в которые их персонажи оценивают то, что им предлагают молодые, жестом и взглядом дать понять нам, зрителям, что их персонажи многое осознают и чувствуют, но далеко не все высказывают вслух. Созвучна их немногословию душа русского раненого солдата Анатолия. В выразительном исполнении Станислава Щербинина его герой мечется в двоемирии: обнимая тетушку Кето, он упрямо называет ее Марией. Сам числясь в списках пропавших без вести, он горячо убеждает Лукайю Поцхишвили не верить похоронке. Он медленно и тяжело уходит из дома Кето и Сосойи, где ему залечили раны, по той же дороге в гору, туда, куда ушли мужчины села...

Еще один заметный рисунок на сценическом полотне народных характеров - роль Кетеван в исполнении Татьяны Гладневой. Ей удается заставить нас поверить в гордый и сильный характер Кето, настоящей грузинки, достойной учительницы грузинского языка. Убедительна речь ее героини, неспешная, продуманная, с чувством уважения к другим. Ее Кетеван умеет сохранять собственное достоинство, мягко отстраняя от себя ласки раненого русского солдата и с силой отталкиваясь от грубого объятия Датико-дезертира. Она любит Сосо настоящей материнской любовью, и когда его жизнь оказывается в опасности, она крепко сожмет в руках топор, единственное оружие в доме мирного человека.

Политический противник власти или предатель? В прозе Нодара Домбадзе сбежавший с фронта Датико называет себя политическим противником власти. Звучит современно, фрондерски, для некоторых сегодня вполне достойная позиция. Яков Рудаков в этой роли создает образ внешне обычного человека, совсем не злодея, искренне любящего Кетеван. В мирной жизни, видимо, он неплохо справлялся с обязанностями колхозного бригадира. Мы можем догадываться, почему он, придя ночью в дом Кетеван, так себя позиционировал. Возможно, он хотел вызвать сочувствие Кетеван, ведь ее брат, отец Сосойи, был репрессирован. Поэтому он крайне удивлен и даже возмущен, что не встретил в этом доме понимания. А еще он все время нервно вскидывает винтовку то в одну, то в другую сторону. В этом и обнаруживается его человеческий недостаток: он слаб духом, им руководит страх за собственную жизнь. В спектакле пластически интересно сделан эпизод, когда Датико спасает Хатию, упавшую в воду. Датико-Рудаков выносит девушку на берег, надеясь на прощение. Но нет для него слов у людей. Он остается один, отделенный ото всех молчаливым кругом. Милиционер Бадрия - Сергей Трясцын молча подбирает брошенное Датико оружие, и уходит от него. Никто и ничто не прощается дезертиру и предателю.

Сохранен в инсценировке с некоторыми изменениями образ мудрой бабушки Акваринэ в исполнении Татьяны Жарковой. За последние сезоны актриса удачно сыграла несколько ролей мудрых женщин элегантного возраста. Эта роль ей впору как по сценическому, так и педагогическому, жизненному опыту. Ее бабушка Акваринэ чуть сгорблена, опирается на палочку, но хорошо видит, что у людей внутри, и в нужные минуты ее речь обретает разнообразные интонации: командирские, философские, лирические. В ее фразах видна вековая мудрость. А в финальных словах, обращенных к пути -дороге, слышится мольба о покое и радости для односельчан. Фактически мольба о мире. С ней она обращается в зал.

Концовка спектакля переносит нас в послевоенные годы, когда начинается совсем другая история - история любви Сосо и Хатии, решение Сосо стать врачом, чтобы вылечить Хатию. Финальные минуты действия оказались эмоционально очень заразительны (от 24 января 2021), сопровождались горячими аплодисментами зрителей, которым так хотелось верить, что у такой хорошей пары все в конце концов будет замечательно.

Спектакль в целом оставляет сильное художественное впечатление и дает пищу для размышлений о том, как современная сцена ищет пути развития художественных традиций советского театра на современном этапе. Он показал нам историю формирования цельных характеров, мужественных, благородных и добрых сердец. «Я вижу солнце» Нодара Думбадзе в репертуарной афише пермского ТЮЗА занимает достойное место рядом со спектаклями «Гудбай Берлин» по роману В. Херрндорфа, «Гарольд и Мод» Колина Хиггинса, тоже дающими образы подрастающего поколения. Есть что сравнивать, о чем размышлять.

Спектакль создан при поддержке администрации города Перми в рамках XXII конкурса социально значимых проектов «Город - это мы», а также при поддержке группы компаний «ЭКС».

Фото Романа Горбатовского из архива театра.