На первый взгляд, многое в ней свидетельствует против подобного оптимизма. Главные действующие лица - элегантного возраста. Одинокие. Их путешествие оказывается прогулками по кладбищам в поисках могилы отца, на похоронах которого они в свое время присутствовали, но конкретное место забыли. Склероз или просто не навещали? Они хотят подзахоронить в могиле отца прах их мамочки, его жены. Отсюда и путешествие «в сторону севера», предполагаемой локации упокоения папочки.

Не внушала особого восторга форма пьесы. Слишком разговорная. Кроме дамочек, других персонажей нет, авторских ремарок - минимум. Как выстроить пространство сцены, чтобы были видны обстоятельства жизни и судьбы, пунктирно прописанные автором? Чем объяснить беспрерывные реплики двух дамочек - сестер, напоминающие укалывание друг друга иголками? Тем не менее, французские критики в 2008 году признали «Двух дамочек в сторону севера» современного журналиста и драматурга Пьера Нотта пьесой года, ее поставили во многих странах Европы и некоторых российских городах.

Что же в такое открыл для многих Пьер Нотт, что заставляет вот уже более десяти лет обращаться к этому несовершенному произведению самых разных театральных деятелей?

Автор затронул актуальную тему неожиданного столкновения жизни и смерти, мгновенность ухода близкого человека в мир иной. То, что сегодня ощущается особенно остро, рождает разноречивые эмоции и нуждается, если хотите, в терапевтической поддержке. Далеко не все умеют самостоятельно, с помощью собственных духовных и душевных сил выстоять в пограничной ситуации между бытием и небытием. Ситуация, вечная для всех народов и каждого человека в отдельности.

В русской культуре она не раз осмыслялась, примеров тому тьма. Один из типичных - произведения Ф.М. Достоевского с многословием его персонажей в минуты высшего нервного напряжения. Но есть опыт гениального А.С. Пушкина, который кратко свидетельствовал, что «есть упоение в бою и бездны мрачной на краю»; который оставил себе и всем нам пожелание: «и пусть у гробового входа младая будет жизнь играть».

Алексей Тишура, постановщик пермского спектакля, досочинил недостающие драматические обстоятельства в пьесе Пьера Нотта в духе Пушкина. В сценографическом образе у него два смысловых центра, символизирующие начало и конец индивидуального существования. Первый связан с детской каруселью, подвешенной над сценической площадкой,с введением «слуг просцениума» в виде ангелов света (все дети дошкольного возраста, по христианскому вероисповеданию, ангелы). Именно они возвращают двух дамочек, казалось бы, бездыханно возлежащих на надгробии, к жизни в первые минуты спектакля, помогают им на протяжении всего действия ощущать радость бытия. Второй смысловой центр - мраморное надгробие, которое может по ходу действия превращалось то в театральную ложу, то в столик в кафе, то становилось своеобразным чистилищем, где встречаются друг с другом души недавно умерших для выяснения своей дальнейшей судьбы. Здесь, например, души дамочек встречаются со своей умершей мамочкой, и эта встреча зрителей не пугает, потому что душа бессмертна. Режиссер закольцовывает в образном рисунке спектакля вечный круговорот жизни, когда на смену ушедшим в мир иной приходят новые поколения, и только память об ушедших остается в душах потомков.

В спектакле сквозь литературный сюжет постепенно прорастает театральный. В нем путешествие осуществляется не столько «в сторону севера», сколько к памяти о самом ценном, что было в жизни «дамочек» - путешествии в детство, к папе и маме, которые всю жизнь любили друг друга и любили свои двух дочек. Путешествие к преодолению разорванных связей между «отцами и детьми», осознанию того, что только любовь, взаимопонимание родителей и детей дают нам силы радоваться каждому мгновению каждого дня. Заметим, что по форме - музыка, подобранная Алексеем Тишурой; пластика, предложенная Ириной Ткаченко; костюмы Надежды Осиповой; свет Евгения Козина - все в спектакле создано в чисто французском стиле. Здесь видны вместе «умение приласкать человека одним видом, одной вежливой улыбкой», «ветреность и веселая безрассудность» (Н.М. Карамзин). Поэтому вполне оправдан заявленный жанр трагифарса.

В таком режиссерском замысле особое значение приобретают минуты, в которые дамочки на наших глазах превращаются в сестер Аннету и Бернадетту, продирающихся сквозь колкости к союзу родственных душ, когда вдруг обе начинают вести себя, как в детстве. На сцене ТЮЗа в этих ролях заняты два состава, и в каждом дуэте мы видим намеченные режиссером и выделяемые актрисами «остановки» на маршруте, во время которых возникает общая - исполнительская и зрительская эмоция: «Есть контакт!» Запоминаются сцены, где героини спектакля обнаруживают, что похожи на маму; когда вместе решительно запевают «Марсельезу»; когда одна из них заявляет, что хочет спеть для своей сестры; когда вспоминают, что папа в последние минуты жизни помнил о них...

По сути мы увидели достаточно разных по внутреннему мироощущению сценических Аннет и Бернадет, хотя внешне они далеки от элегантного возраста, обаятельны, дамочки в полном расцвете лет. В Аннете - Ксении Жарковой отчетливо чувствуются самостоятельность, лидерство по жизни, прагматичность, комплексы человека, недополучившего радости в жизни. В Аннете Сюзанны Калашниченко удивляет острое сочетание ее набожности и рациональности, отчаянная готовность порулить транспортным средством и неожиданные приливы нежности к сестре. Бернадетты Анны Демаковой и Татьяны Пешковой необычайно женственны и грациозны, чисто по-женски легкомысленны. Рисунок роли Татьяны Пешковой схож с графикой, у Анны Демаковой - это скорее пастель. Тем неожиданнее у каждой, как выстрел, звучит фраза: «Ненавижу так же сильно, как третий рейх...». И молчаливое согласие с этой фразой Аннет подтвержает наши догадки о том, почему для этих женщин в свое время не нашлось верного друга и нет детей.

Из ансамбля, представляющего на сцене светлые силы и названные в программке «Другие», запомнились Мария Прозорова, Илья Гордеев, Яков Шестаков.

Фото из архива театра