Действительно, эту премьеру нельзя пропустить, хотя бы потому, что она, безусловно, стала центральным событием IV Дягилевских сезонов. Этот не просто фестиваль, а настоящий мультикультурный проект так прочно вошел в нашу жизнь, что другие события мы меряем «до, после или во время» фестиваля. Но именно премьера оперы Александра Чайковского на сюжет повести Александра Солженицына стала ядром фестивальной программы, а ни в коем случае не «перевернутые картинки» немецкого художника Георга Базелица. И уж вовсе не «фейерверк из штанов» скандальной группы «Синие носы», которым завершилось торжественное открытие Дягилевских сезонов накануне, заметно заземлив и пафос официальных речей, и праздничность общего настроя.

И хотя вопрос посещать или не посещать премьеру даже не обсуждался пермскими меломанами и театральными завсегдатаями, опасения все же были. Настораживала и сама идея переложения на музыкальный язык достаточно тяжелой лексики мастера русской прозы. Вспоминался печальный опыт постановки другой оперы композитора в пермском театре, когда спектакль прошел всего три раза практически при пустом зале. Были переживания, справятся ли солисты и оркестр с современной музыкой, будет ли сама музыка достаточно интересной и доступной для слушателей, воспитанных на Чайковском и Верди. Слишком надуманной, как сказали бы современные студенты, «навороченной», лишенной легкости эмоционального восприятия оказалась музыка «Лолиты» Щедрина - премьеры первых Дягилевских сезонов в 2003 году.

Однако все опасения рассеялись после премьеры. Это действительно надо видеть. Режиссерская смелость, граничащая порой с авантюризмом, на этот раз помогла Георгию Исаакяну найти удивительно точное, тонкое и цельное решение сложной задачи: не просто показать один день из жизни заключенного, а подсказать зрителю множество вариантов прочтения, осмысления и обобщения этой многогранной темы: судьба человека в тоталитарной системе. Пересказывать режиссерские мизансцены бессмысленно: монтажность и реминисценции, полифоничность и лаконизм найденных приемов предельно емко и эмоционально выражают солженицынский текст.

Также лаконична и информативна сценография (художник-постановщик Эрнст Гейдебрехт). Все оттенки серого с яркими цветовыми пятнами из «мирной» жизни - так можно определить палитру костюмов и декораций. Оперная сцена превращалась то в лагерный барак, то в стройку, на которой работают заключенные, то в купе поезда, то в деревенский дом. Окутанные колючей проволокой кулисы, снег на крышах бараков, ломы, кувалды и алюминиевые миски, телогрейки, ушанки и измазанные копотью лица - все предельно «настоящее» и поразительно органичное для музыкального театра.

Музыка, к слову, действительно отличная. Она стала вторым «я» для текста оперы, где каждое слово написано Солженицыным. И хотя в музыке много стилевых цитат, а возможно, и прямых заимствований, они оказываются всегда к месту. И джазовые ритмы (рассказ «американского шпиона» Кавторанга), и молдаванеска (сцена поимки заснувшего на лесах молдаванина), и «советские песни» девушек-студенток - все эти интонации сплетаются в единую выразительную музыкальную ткань оперы, где есть и полифонические «бахизмы» (в увертюре и хоровых сценах), и прокофьевский лиризм (в сольных партиях и дуэтах). Некоторые мелодические находки даже остаются в памяти, как и поразительно яркая и насыщенная тембровая драматургия партитуры. Некоторые музыковеды-критики даже не расслышали в звуковой ткани оперы краски баяна и домры, настолько органично вплелись эти инструменты в классический оркестр. Усиленная (расширенная) группа ударных «ударно» изображала «усиленный» лагерный режим. Оркестр под руководством Валерия Платонова и хор (хормейстер-постановщик Владимир Никитенков) достойно справились со сложной партитурой Александра Чайковского, написанной, кстати, в предельно короткие сроки - за 2 месяца был готов клавир, а через 10 месяцев театр получил партитуру нового сочинения.

Событием в событии стало и исполнение заглавной партии. Павел Брагин, который растет от спектакля к спектаклю, становится ведущим тенором пермской оперы. Совокупность его музыкантских и актерских данных помогли создать цельный и сильный образ Шухова, зэка под номером Щ-854. Как показалось побывавшим на премьере, он даже внешне напоминает молодого Солженицына (известно, что «Иван Денисович» - автобиографическая повесть). Так ли это - оценить могла и вдова писателя, специально приехавшая на фестиваль с семьей. Вся труппа театра, безусловно, мобилизовалась, работая над премьерой этого эпохального спектакля. Потому и результат получился качественный. А для большего проникновения в атмосферу эпохи артистов организованно вывозили в Пермский музей политических репрессий «Пермь-36».

«Сходите обязательно!» - советую теперь и я всем, кто еще не успел побывать на премьере новой оперы Александра Чайковского по повести Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича» в постановке Георгия Исаакяна в Пермском академическом театре оперы и балета им. Чайковского.