В регионах России тоже ставят его произведения, и в этом есть определенная закономерность, ибо Василий Сигарев хорошо знает глубинную жизнь «далеко от Москвы», которая кому-то кажется маргинальной, «чернушной», а кому-то откровением про себя. В Перми на сцене «Театр-театр» в свое время были поставлены сигаревские «Божьи коровки возвращаются на землю», и этот спектакль с особым интересом воспринимали учащиеся профтехучилищ, техникумом и прочих средних учебных заведений.

Думаю, что премьера в «Новой драме» рассчитана на несколько другую, аудиторию. Прежде всего на тех, кто способен к самостоятельному внутреннему противостоянию той маргинальной среде, где он вынужден не по своей воле существовать.

Попробую объяснить, почему я так думаю. В сценографическом образе спектакля, выдержанном в черных тонах, с присутствием вертикальных полос из черного полиэтилена, черной кожаной куртки, черного матраца на полу, темных тонов стола, который одновременно напоминает плаху для распятия человека, - во всем этом много отрицательной энергии. Вдобавок наши нервы будоражит вибрирующий звук какого-то металла. Театр словно намекает на страшную сказку, которая, конечно же, ничем хорошим не закончится. Намек реализуется в игре актеров Дмитрия Огородникова (Дмитрий) и Константина Феоктистова (Глеб), которые создают характеры «безбашенных» персонажей с огрубевшими чувствами, затуманенной алкоголем головой и обретенной в годы реформ свободой от нравственных оков. Как дикие звери, они ищут наслаждения, и вот уже готов план: использовать в своих низменных целях молодую девушку Олю. У нее, по словам Глеба, «крыша съехала» после того, как погиб ее возлюбленный. Она не может его забыть, и в каждом мужчине, который встречается на ее пути, она видит Его. Актриса Дарья Зенина играет Ольгу почти нормальной обаятельной женщиной. Отсутствие у нее «крышака» заключается лишь в том, что искренняя безмерная любовь, доброта, самоотверженность - все ее благородные человеческие чувств а и качества характера как бы неуместны в черной маргинальной среде. Ей сочувствуешь. Она несет в себе душевный свет, энергию человечности, как нес его когда-то князь Мышкин у Достоевского, он же «идиот». Да, она неуместна, неудобна, труднообъяснима для Глеба. Но именно она вдруг побуждает Дмитрия к пересмотру собственного поведения.

Вот здесь и наступает, как нам кажется, лейтмотив фантомных болей. Болит покалеченная душа, то в ней, чего как бы нет: совесть, сочувствие, сострадание, готовность к соучастию... Она сродни боли в оторванной на фронте руке. Марина Оленева и Ольга Степанова вслед за Василием Сигаревым верят, что такие боли есть у каждого. Они видят в этом свидетельство пробуждения человеческого в обыкновенном очень грешном человеке, в возможность «всплывания» из подсознания на поверхность разума ясных нравственных христианских постулатов. Собственно, почему вслед за Сигаревым? Это традиция русской литературы, которая связана с нашей «всемирной отзывчивостью»...

Неожиданный поворот сюжета коварен для театральных людей. Нужно было найти убедительное ему оправдание. К счастью, в этом спектакле оно есть. Точные и внятные режиссерские ходы помогают зрителям понять и принять то, что происходит в душе персонажей. Роль Дмитрия в исполнении Дмитрия Огородникова отчетливо имеет в своем развитии несколько этапов: легкое сближение героя в своем поведении с циничным Глебом; согласие на использование молодой женщины в своих грязных целях; приспособление к роли якобы мужа Ольги; внезапная оторопь от ее безраздельной доверчивой доброты; вдруг возникшее желание уберечь ее от беды; решимость защищать от посягательств негодяя и выход в реальную драку со смертельным для себя исходом. В игре всего несколько сценических деталей: очки, портфель, малиновый шарф, белая простыня, но они помогают актерам сыграть судьбу их героев, да и зрительское воображение благодаря этому живо дорисовывает картину, что помогает нам поверить в психологическое потрясение персонажа и переоценку им ценностей жизни.

Трудно пока верится в сцену страшного прозрения своей вины у Глеба-Феоктистова, вдруг вспомнившего человеческое слово «Мама!».

В спектакле заняты молодые актеры, которые еще не реализовали все свои творческие возможности, поэтому можно говорить о психологической канве их работы. Но этой канве веришь, она достаточно внятная, веришь, что они обязательно доберут в чувствах персонажей, яркости актерской оценки, что называется, обретут уверенность и «разыграются».

По сюжету в пьесе гибнут все персонажи, казалось бы, по жанру- типичная трагедия. Но! Здесь новая неожиданность. Театр не погружает зрителей в депрессию. Раз на наших глазах был дан отпор жестокости и цинизму, расчеловечиванию человека, раз произошло нравственное просветление еще одной души на белом свете, значит, не все потеряно. И не случайно актер, исполняющий роль Дмитрия, получившего удар ножом от Глеба, спустя какое-то время приподнимается с пола и встает во весь рост. Он как бы выходит из роли и обращается прямо в зал как актер. Он говорит от имени драматурга: «А за окном начинает стремительно светлеть. Утро идет. Новый день. Новая жизнь...» Финал почти по Чехову...

Ближайшие премьерные показы состоятся 13, 14, 16 апреля.

На снимках сцены из спектакля «Фантомные боли»