На сайте «Флаэртианы» опубликован тизер фильма. «Тизер», как сообщает Интернет, - это «дразнилка», «завлекалка», рекламное сообщение о продукте без его демонстрации». Тизер фильма «Конкурс», впрочем, представляет из себя, скорее, маленький «реферат». Он практически лишен провокативной составляющей, и это тот самый случай, когда содержание тизера не противоречит основным идеям фильма в целом. Тем, кто не видел фильм целиком, я бы посоветовал такой тизер посмотреть:

Если бы меня попросили как можно более кратко рассказать, о чем фильм «Конкурс», я бы пересказал один его фрагмент. Крупный план рояля, вид сбоку из глубины сцены. В правом верхнем углу клавиатура, в левом нижнем - стул перед роялем. К роялю подходит конкурсант (видны только руки и ноги). Садится, пододвигает стул. Секунда - конец кадра. Подходит другой конкурсант, регулирует высоту стула. Подходит третий, садится, протирает клавиатуру. Конец кадра. Точно так же мелькают четвертый, пятый, шестой... Наконец, откуда-то сверху камера смотрит пианисту в лицо, тот поднимает руки, чтобы начать играть, и... вместо музыки раздается какой-то «электронный» гул явно «синтезаторного» происхождения. И получатся, что...

...на конкурсе места для музыки нет.

Как же так? Ведь Конкурс имени Чайковского уже давно считается важным этапом для любого пианиста, среди самых знаменитых музыкантов современности немало лауреатов конкурса Чайковского, так ведь? Наконец, Конкурс имени Чайковского - это музыкальный бренд России, одно из наиболее престижных пианистических состязаний, на основании результатов которого заключаются контракты, правильно? Вроде, все так. Тогда, может быть, фильм о чем-то другом?

Хорошо, давайте смотреть внимательнее. На сцене Джордж Ли начинает играть Вторую рапсодию Ференца Листа. Проходит несколько секунд. И на том месте, где мы могли бы оценить искусство фразировки будущего Лауреата (2-й Премии, кстати), внезапно музыка «уводится» и начинается какой-то разговор. Потом вдруг снова Джордж Ли на сцене начинает играть уже быструю часть Рапсодии, но разогнаться «не успевает», потому что снова кто-то о чем-то начинает рассказывать. Потом опять Ли и Лист, но это уже последние аккорды каденции, кода, и Вторая рапсодия кончилась.

Вся, практически без исключения, вся музыка в этом фильме прерывается «на полуслове». Вот, мы слышим оркестровую экспозицию первой части 20-го концерта Вольфганга Амадея Моцарта. Чей-то монолог. Дмитрий Маслеев играет фортепианную партию, будто бы откуда-то из середины. Опять «разговорный жанр». Подготовленный слушатель, конечно, может успеть оценить две вещи. Первое, что солист и дирижер Моцарта трактуют по-разному (кстати, для жанра концерта это, скажем так, не очень хорошо). Второе, что солист эту музыку в очень значительной степени интерпретирует... в общем, выражаясь простыми словами, процент «Маслеева» в концерте Моцарта явно выше среднего и, возможно даже, приближается (или превосходит?) «предельно допустимые» значения.

Другой пример. За роялем Люка Дебарг. У солиста звучит главная тема первой части 24-го концерта Моцарта. Опять посередине музыкальной фразы кто-то начинает говорить, и мы уже никак не можем оценить искусство фразировки Лауреата 4-й степени (заслужившего, между прочим, еще и приз Ассоциации музыкальных критиков Москвы). Конечно, подготовленный слушатель способен с некоторой степенью уверенности предположить, что в 24-м концерте «Дебарга» меньше, чем «Маслеева» в 20-м. Но хорошо это или плохо? И самое главное, в чьей интерпретации больше «Моцарта»? Ответы остаются за рамками фильма.

Конечно, я не исключаю, что могут найтись желающие покритиковать режиссера за немузыкальность и, возможно даже, снисходительно посоветовать ему снимать кино на другие, не связанные с музыкой темы. Дескать, что взять с кинорежиссера-документалиста? Но таким критикам я бы для начала посоветовал сравнить музыкальные «весовые категории»: свою и его. Так, сайт «Флаэртианы» сообщает о том, Евгений Ховаев окончил Волгоградский институт искусств по классу кларнета, а затем пять сезонов работал в оркестре Волгоградского музыкального театра. Сомневающихся могу заверить, что этой квалификации более чем достаточно для того, чтобы понимать, в каком месте начинается и в каком месте заканчивается музыкальная фраза.

Вообще, жесткое вытеснение музыки чем-либо иным, не-музыкальным применяется настолько последовательно, что выглядит как важная часть авторской концепции режиссера. Дело ведь не только в прерванных музыкальных фразах. Это и обезличенное звучание конкурсных произведений. Звучит Первый концерт Чайковского - самое «знаковое» для конкурса сочинение. И на фоне этой музыки буквально мелькают лица конкурсантов за роялем. Чье исполнение мы слышим в фильме - неизвестно. В воздухе повисает вопрос: «А важно ли, кто это играет?».

Или вот еще. В кадре член жюри, пианист Дмитрий Башкиров. Ему на момент конкурса 84 года. Человек-эпоха. Его первые выступления в Москве вызывали сенсацию в начале далеких 1950-х, то есть, фактически, за несколько лет ДО ТОГО, как Конкурс имени Чайковского вообще «появился на свет». Ученик Александра Гольденвейзера, дружившего с Львом Толстым и Александром Скрябиным. Он показывает на дверь в концертный зал и тихим голосом говорит, что и у него с этой дверью связаны какие-то свои воспоминания... Не успевший начаться монолог мэтра буквально перечеркивает какая-то общая суета вокруг. Проходит секунда-другая, и не то камера «отъезжает» от Дмитрия Башкирова, не то он сам проходит в зал, так и не рассказав о чем-то, быть может, для музыкантов очень важном...

Зато сколько мы слышим и видим совершенно иных, весьма пространных монологов и уверенных суждений! Предсказания о контрактах, которые будут заключены после конкурса. «Новаторские» эссе о значении Петра Ильича Чайковского для русской и мировой музыки. Бескомпромиссное использование слова «гений». Разговоры о сущности фортепианной игры, начатые «с кондачка». Претендующие на парадоксы доказательства о важности и необходимости Конкурса...

Фильм деликатно, но недвусмысленно свидетельствует о наличии мрачной, «изнаночной» стороны Конкурса, где есть место и бестактности, и цинизму. К примеру, нам говорят с экрана о том, что конкурс - это зло, но, дескать, зло необходимое, которого, вроде как, не избежать. И такие слова произносит не какой-нибудь разочарованный, выбывший после первого тура юный участник, а опытный и авторитетный член жюри, который, как предполагается, уже «в искусстве безграничном достигнул степени высокой»! Дальше больше. В фильме выясняется, что во время Конкурса у Дмитрия Маслеева умерла мама. И здесь же, в этом же фильме, мы довольно долго, «из кадра в кадр» слушаем и смотрим на какие-то странные, бесстрастно-схоластические рассуждения нескольких человек о том, нужно ли в жизни пережить боль, чтобы хорошо играть на фортепиано, или это все же необязательно. Особого сочувствия по поводу трагедии мы, фактически, не видим. Конкурс продолжается. Только кто-то как бы между прочим (безо всяких там эмоций) сообщает, что решение Дмитрия Маслеева продолжить конкурс «в таких обстоятельствах» членами жюри учитывалось. А в конце фильма выясняется, что Дмитрий Маслеев стал победителем.

При просмотре фильма не раз возникает ощущение, что Конкурс проходит в какой-то иной, совершенно абсурдной, «инопланетной» реальности. Во всяком случае, уж точно не там, где принято считать, что «красота в музыке состоит не в нагромождении эффектов и гармонических курьезов, а в простоте и естественности» (П.И.Чайковский. Переписка с Н. Ф. фон Мекк, т. I, стр. 178) и что «тот художник, который работает не по внутреннему побуждению, а с тонким расчетом на эфект, тот, который насилует свой талант с целью понравиться публике и заставляет себя угождать ей, - тот не вполне художник, его труды непрочны, успех их эфемерен» (П.И. Чайковский. Письмо Н.Ф. фон Мекк 30 августа 1877 г.).

Впрочем, фильм называется не «Музыкальный конкурс» и не «Конкурс имени Чайковского». А «Конкурс». Просто «Конкурс». То есть некое состязание. Если угодно, «пианистическая олимпиада», которая уже почти 60 лет проводится «на базе» Московской консерватории. В фильме последовательно и убедительно проводится аналогия между системой международных музыкальных конкурсов и спортом высших достижений. Поэтому становится понятным и то, что важность победы в такого рода конкурсах приобретает совершенно особое значение...

Значит, неужели музыкальный конкурс - это всего лишь спорт? Разумеется, никто из пианистов-героев фильма не желает этого признавать. Но по-настоящему убедительных контраргументов в фильме тоже не представлено. Очень важный вопрос остается, фактически, без ответа. Считать ли это недостатком фильма? Решать зрителям.

Во всяком случае, ясно одно. Музыкальные конкурсы уже много лет подряд открывают для своих лауреатов быстрый путь к ангажементам, контрактам, концертам, в общем, к самому активному участию в современной музыкальной жизни и (что немаловажно!) к финансовой стабильности. Каждый музыкант прекрасно знает, что если ты лауреат хоть какого-нибудь международного конкурса, то уже в одном этом есть немалая польза. Ну, правда... пусть даже «конкурс - это зло». Есть ли смысл пренебрегать тем, что полезно? И во имя чего? Ответы-то очевидны.

Хотя... Один пушкинский персонаж тоже ответил на эти вопросы. В эпиграфе к данной статье.