Чуть больше десяти дней назад завершился жизненный путь моего дяди Анатолия Петровича Куличкина. От него я впервые узнал, что композитор должен в совершенстве изучить гармонию, контрапункт и анализ форм. Он убедил меня в том, что даже путём самостоятельных занятий на фортепиано (и даже не с детства) можно достичь результатов, достаточных для поступления на эту специальность в консерваторию. Наконец, у меня с 1989 года, как-никак, абсолютный слух. Это результат его занятий со мной по его же собственной "пятиминутной" методике сольфеджио. А ещё он стал первым, кому безусловно понравились мои "Семь характерных пьес для фортепиано". 

- Когда будешь поступать в консерваторию, - сказал дядя Толя (когда узнал, что я хочу заниматься музыкой), - поступай в Московскую консерваторию. Это не значит, что в Москве учат лучше, чем, скажем, в Свердловске. Пожалуй, в Свердловске учат-то и получше. Просто, понимаешь... Московская консерватория - это МОСКОВСКАЯ КОНСЕРВАТОРИЯ. Ты её закончишь, и тебя твой же профессор где надо "подтолкнет".

Авторитетов в музыкальном мире для него, по большому счёту, не было. Например, Сергей Прокофьев, по его мнению, мог претендовать лишь на то, чтобы "войти в пятёрку" лучших композиторов XX века. Шостакович - максимум в "десятку" или в "двадцатку" (да и то не факт).

Для обозначения эпигонства в том или ином сочинении он употреблял слово "воняет". Например: такое-то сочинение (или такой-то композитор) "воняет Прокофьевым". В качестве компромисса, разве что, он мог сказать что-то вроде "как хоровик композитор такой-то вполне серьёзный..." , но дальше лучше было не расспрашивать. Во всяком случае, композиторов, у которых ни одно сочинение не "воняло", были единицы.

Насколько я помню, музыкой он начал заниматься относительно поздно. Это было в Свердловске. Там он играл сначала аккордеоне, а затем перешёл на фортепиано. Затем поступал как пианист в Московскую консерваторию. Играл Первый концерт Прокофьева. Подвела нота до пятой октавы. Он разучивал концерт на пианино, где этой клавиши не было. Репетиций на рояле перед экзаменом было мало, он не успел привыкнуть, что в том месте концерта клавиша есть, и остановился во время исполнения. Начал играть снова, опять остановился, потом доиграл, но по конкурсу, естественно, уже не прошёл.

Закончил Московский институт культуры (ныне МГУКИ), кажется, как хоровик. Уехал в Рязань. Руководил хорами, преподавал. Вероятно, что-то сочинял для хора (в начале 1990-х я находил среди нот какие-то рукописные партитуры, подписанные "А.Куличкин", но не решился спросить, поскольку рылся в тех ящиках без спроса).

И где-то в самом начале 1980-х (а может быть, и раньше) он сделал свое открытие в области сольфеджио. Летом 1989-го года он немного позанимался со мной (около месяца, буквально пять минут в день). В результате - с тех пор у меня абсолютный слух (хотя в музыкальную школу меня, кстати, не приняли из-за его якобы полного отсутствия). Мой пример не единственный. К 1989 году методика была уже отработана, и от случая к случаю дядя Толя весьма успешно её применял.

- Они же ничего не понимают! - возмущался дядя Толя. - Заставляют, ты понимаешь, ребёнка петь по нотам, а слышать ступени не научили. А потом ещё диктант писать заставляют. Вот у них и получается, что сольфеджио - самый сложный предмет. А на самом деле, это самый лёгкий предмет. 

Категоричность высказываний в отношении сольфеджио у дяди Толи не имела границ. Авторов методических курсов, учебников сольфеджио (по которым учились тогда и учат до сих пор во всех музыкальных учебных заведениях нашей страны) он мог запросто назвать "безграмотными вредителями, которые уродуют детей и прививают ненависть к музыке". Обычные доктора наук и разные "мэтры-сольфеджисты" для него вообще не имели никакого веса.

Если ему говорили, что вот такой-то де считает так-то, а он, вроде как, известная, авторитетная в своих кругах личность, дядя Толя отвечал примерно так:

- А что он в этом, вообще, понимает? Говорит, ты понимаешь, "надо так-то и так-то". А по музыкальной психологии он хоть что-нибудь читал?!.. Что значит, "наверное, читал"? Ну, ты понимаешь, если бы он читал, то знал бы, что сначала надо усвоить вот это, а у него - все наоборот. Зато, понимаешь, он кандидат... Ах, он ещё и доктор! Ну-у...

Тут дядя Толя обычно начинал заразительно смеяться, а иногда ещё и закуривал.

- Наташ, ты приглашай этого кандидата... ну ладно, доктора, в гости, я его, ты понимаешь, научу методическим основам...

Тетя Наташа - это жена дяди Толи. Насколько я помню, она работала сначала в райисполкоме, а потом в налоговой инспекции. Жили они очень скромно. Лишь в самом конце 1980-х им (вместе с единственной дочерью Светой) удалось переехать в двухкомнатную квартиру в новом по тем временам панельном доме на Высоковольтной. Квартира была полногабаритной, с просторной кухней и вместительной лоджией, но зимой было холодновато.

- Толь, ты что ли один самый умный? - нередко спрашивала тетя Наташа.

Дядя Толя начинал утвердительно отвечать, но в присутствии гостей (а тем более, нас - детей) этот спор быстро заканчивался: все шли на кухню пить чай (хотя бывало, что кто-то уходил курить на лоджию). 

Похоже, что про сольфеджио дядя Толя знал всё (или почти всё). Когда речь зашла о психологии (мне было лет 13), от него я впервые услышал такие фамилии, как Выготский, Лурия (и ещё несколько, которые не запомнил). В другой раз он упомянул об основах вокальной методики, с целью объяснить, что бессмысленно тренировать слух через пение без знания некоторых особенностей вокализации. Он говорил, что надо ещё знать и философию, ссылался на прочитанные им книги философов. Причём рассказывал не про философов "первого плана", про которых и так все знают (типа Канта или Платона), а скажем, про Спинозу или Лессинга. Точно не помню (в 13-14 лет мне было "не до Спинозы"). Ну и, конечно, он был в курсе, наверное, всех более-менее известных в то время авторских методик сольфеджио. И если уж дядя Толя говорил, что "вот такое-то упражнение такой-то автор делает, в принципе правильно, хотя и не вовремя, а ещё в его книгах одна на другой методические ошибки, потому что он не понимает, что делает, и у него нет никакой системы," - это был очень большой комплимент.

- Изучай, что пишут те, с кем ты не согласен, - советовал мне дядя Толя. - Вот, ты понимаешь, Маркс ведь не зря изучал философию своих "врагов" в десять раз больше, чем свою собственную.

Ещё дядя Толя всерьёз опасался плагиата. Он боялся издавать свои работы. Потому что для издания нужна рецензия. А для рецензии нужно отправить текст рецензенту.

- Ты понимаешь, этот доктор наук прочитает, что я пишу, - рассуждал дядя Толя, - поймёт, какое это открытие, и издаст под своей фамилией. А потом ничего не докажешь: он ведь доктор наук, а меня у них никто не знает.

По той же причине он не хотел публиковать статьи. Статью надо отправлять в научный журнал, в журнале есть редактор и т.д. Кажется, он рассказывал и о том, что кто-то из "научных шишек" предлагал ему опубликовать совместную статью, под двумя фамилиями ("тогда говорит, ты понимаешь, никто её себе не присвоит"). Но пойти на такое дядя Толя был не готов (мягко говоря).

Прошло лет 10-15. Гимн Александрова - Михалкова "ушёл" и "вернулся" с другими словами. А книга дяди Толи - как была, так, наверное бы, и осталась почти что "абстракцией", существующей лишь в его собственной голове (и каких-то рукописных набросках). Если бы не одно "но". В самом начале 2000-х дядя Толя попал под машину и так сломал ногу, что не мог ходить несколько лет. Ему было уже за 60.

Дяде Толе купили компьютер. Купили, несмотря на то, что все знали, что с компьютером он "не дружил" (и даже почти серьёзно считал, что компьютер разумен и намеренно ему вредит). Но чтоб не лежать совсем без дела, дядя Толя все же начал набирать на компьютере все то, что уже давно хотел изложить и издать. Так появилась "Пятиминутка на уроках музыки". Она представляла из себя серию рабочих тетрадей для школьников различных классов в комплекте с книгами методических рекомендаций для учителей.

Когда книга была готова, дядя Толя опять начал ходить (как ни в чем не бывало). Во всяком случае, на свадьбе свой дочери в 2008-м он передвигался уже совсем самостоятельно и даже "поставил мне на вид", что я опубликовал в Интернете фотографию, где он с палкой (хотя палка из кадра была аккуратно "убрана").

Но и это ещё не всё. "Пятиминутку" ему удалось издать, и её экземпляры обосновались в библиотеках. Тётя Наташа, конечно, поначалу относилась к "томам" с некоторым скептицизмом ("вон сколько он написал, а что с этим делать-то?"). А когда сразу в нескольких рязанских школах начался эксперимент по этой методике, скептицизм сменился вдохновением. Возможно, тётя Наташа уже не сомневалась в том, что дядя Толя действительно "один самый умный". Но, увы, здоровье - вещь не бесконечная. Так сложилось, что дядя Толя пережил тетю Наташу (впрочем, всего лишь на несколько лет).

Методика "Пятиминутки", как показала практика, подходит не только для общеобразовательных школ. Я, например, вполне успешно её применял и на занятиях со студентами консерватории ПГИИК. Развитие абсолютного мелодического и гармонического слуха и в самом деле является естественным следствием данной методики (впрочем, не самым важным). Хотя одно только это может избавить будущего музыканта от всех "ужасов сольфеджио".

Дядя Толя следил и за моим музыкальным развитием. Разумеется, он умел не только критиковать, но и вдохновлять.

- Композиции я научить тебя не смогу, - сказал он мне сразу, - учиться надо у композитора. Но, - ты понимаешь! - если бы у тебя был учитель уровня хотя бы Родиона Щедрина, а так... Даже не знаю, что тебе посоветовать. Композитор должен знать гармонию, контрапункт и анализ форм. Гармония? Ну, ты понимаешь, гармония - это во-от такая книга. Изучать её надо несколько лет. А контрапункт - это две во-о-от такие книги. А анализ форм, ты понимаешь...

Когда я начал заниматься композицией, дядя Толя всегда просил показать ему сочинения. И сыграть их на пианино.

- Да-а, играешь ты это неважно, хотя лучше, чем в прошлый раз... Сильно "воняешь", конечно. Но по форме неплохо. Очень не плохо. Продолжай.

Так "продолжалось" довольно долго. Наверное, лет пятнадцать. Я уже начал опасаться ему что-то показывать. Но где-то в 2011 году он каким-то непонятным образом вынудил меня признаться, что недавно я сочинил "Семь характерных пьес для фортепиано", которые он ещё не слышал. Пришлось сесть за пианино и сыграть (отговорки, что я их не успел выучить, не помогли).

- Здесь меня все устраивает, - к моему большому удивлению сказал дядя Толя с очень довольным видом. - И по форме, и по гармонии, и вообще. Играешь, ты понимаешь, конечно, отвратительно. Надо играть не так (да у тебя это все в нотах написано!). Но запомни: ты гениальный композитор, и никого не слушай. И поэтому ты не имеешь права не сочинять. И не имеешь права сочинять хуже, чем это.

На фото:

Сергей Ларин. Музыкант (фотопортрет Анатолия Куличкина);
фотографии Анатолия Куличкина разных лет (опубликованы на странице ВКонтакте Еленой Колесниченко).