«Моцарт – это восторг моей юности, разочарование моей зрелости и упоение  моей старости,» — явно хорошо отрепетированной заготовкой   ответил маэстро Теодор Курентзис.

Безусловно, талантлив, харизматичен, убедителен. Корректен,  вроде бы позитивно настроен. Однозначно, увлеченный романтик с большими амбициями – сделали вывод побывавшие на пресс-конференции музыканты. Журналисты «культурного пула» были более  сдержаны, если не категоричны в оценках (прозвучавших уже на страницах пермских СМИ). Общее резюме было единым: надо идти на концерт и все услышать самим.

Не тот симфонический

Оказалось, на концерт не так легко попасть: билеты, хотя и по весьма бюджетным ценам, уже распроданы, все приставные места давно расписаны.

Но пермяков ждал и еще один подвох: некоторые невнимательные граждане явились на  симфонический концерт   в минувшие выходные в надежде на сенсацию и,  не  увидев за пультом обещанной мировой знаменитости,  в разочаровании покинули театр в антракте. Большинство же  слушателей пришли на концерт 5 февраля  специально: кто-то – поддержать «отечественного производителя», кто-то   на интересную программу, кто-то, для объективности оценки  грядущего выступления  скандально «распиаренного» маэстро.

Программа, подготовленная Александром Анисимовым с оркестром Пермского академического театра оперы и балета, была по-настоящему сложной: виолончельный концерт Дворжака  (солист – Денис Шаповалов, Москва) и фрагменты Вагнеровских партитур: «Тристан и Изольда», «Тангейзер»,  «Гибель богов» (солистка – Ирина Крикунова).

Надо сказать, что «коренной» пермский оркестр готовил программу в условиях жесточайшего психологического прессинга: непонятно, насколько  каждого из них коснутся слухи о революционных намерениях «новой метлы» создать «новый» театр. По театру уже  разгуливают музыканты  нового оркестра, приехавшие сюда работать за баснословные для пермяков  зарплаты, да еще и снисходительно посматривают  на  местных: «Вагнер…, ну-ну, послушаем….». Времени на репетиции – минимально, три дня, ведь параллельно надо играть текущий репертуар – балеты и оперы.

Оркестр исполнял сложнейшие сочинения  сверхаккуратно и сверхосторожно, боясь разрушить хрупкий звуковой баланс  мощных партитур нечаянными «киксами» и «догонялками». Это, наверно, повлияло на  некоторую   несвойственную  музыке романтиков эмоциональную сдержанность. Причем маэстро Анисимов был не менее сдержан, чем  оркестр. Однако, в  последней партитуре Вагнера знаменитые лейтмотивы  (в  числе которых и  Полет валькирий)  сумели разбудить зал, который поддержал музыкантов  долгими аплодисментами. Очаровал многочисленную  публику и виртуозный виолончелист, как оказалось, земляк – Денис Шаповалов. Иногда, подбадривая музыкантов жестами и мимикой, он был в большем контакте с оркестром, нежели  дирижер. 

Словом,   наш оркестр справился  и со сложнейшими сочинениями романтиков,  а позже - и с собственным   негативным настроем, стоя аплодируя  музыкантам Курентзиса  на следующем концерте.

Неистовый маэстро

«Он обещал взорвать Пермь, и он сделал это», – говорили слушатели, пораженные новым прочтением вечных моцартовских шедевров.   Поразительным было многое:   лишний билетик спрашивали еще у памятника, театр был переполнен (как на  концерте Гергиева, Федосеева или Спивакова), было много публики, ранее не замеченной на мероприятиях этого академического жанра. Сама сцена была закрыта железным  пожарным занавесом. Кто-то решил сперва, что это новая  декорация  - дань современному искусству. Оказалось – акустическое решение пространства. Музыканты выходили на сцену через зал, играли за пультами стоя –  и это тоже перформанс,  подумали многие.

Однако, с первого жеста дирижера и с первых звуков музыки зал замер:  хорошо знакомые партитуры действительно, звучали как-то не так: более мягко и более дерзко, более быстро и более страстно, более впечатляюще и абсолютно захватывающе. То ли это    тонкости слухового восприятия (строй оркестра на 10 герц ниже традиционного «ля»), то ли  - специфика строения барочных смычков и  особенности  их контакта с жильными струнами, требующие иной манеры звукоизвлечения и других  исполнительских штрихов.  А, скорее, все же – магия  маэстро, сумевшего открыть для  пермяков  совершенно нового Моцарта – без классического налета  пудры на париках, без галантных надуманных поз, без привычной «великости» мирового гения. Моцарт Курентзиса – естественный и живой, как сама музыка, он мечтает и страдает, как любой человек, он абсолютно земной, и совершенно возвышенный.  

Дирижерская техника Курентзиса отличается от  привычной  пермякам сдержанной уральской манеры:  он  с упоением парит над оркестром и  гневно обращается к каждому музыканту, он  приседает в ожидании  интонации и пружинно подпрыгивает на пятках, подгоняя темп, он танцует  и  поет, он живет музыкой, составляя единый организм  с оркестром.  Оркестранты, лишенные третьей (а точнее, пятой) точки опоры, казалось, дышат вместе с музыкой,  двигаясь вслед за смычком, взлетая с пассажами вверх и аккуратно приземляясь на кадансах. Точный и короткий штрих, приглушенное звучание и динамичный  напор – в результате, помимо собственно звуковых эффектов – порванный волос на смычках.

«Театр одного актера» - звучали в публике и такие оценки. Однако, слушателям пришлось признать несомненный успех прозвучавшей симфонической программы, и после шквальных аплодисментов оркестр «MusicAeterna»  сразил пермских меломанов  ошеломляющей по темпу и  виртуозности исполнения «бисовкой» – фрагментом из балета Рамо «Буря».

Пермяки уже покупают  билеты на следующие концерты  под управлением Теодора Курентзиса, один из которых пройдет в театральном фойе, очаровавшем маэстро своим декором.